Не со всем из того, что говорит отец Кирилл, я могу согласиться, не все приведённые им примеры из жизни общины этически безупречны. Но всё же его опыт, его, если угодно, "экспертное заключение", как настоятеля, пытавшегося на протяжении долгого времени практиковать общинное строительство, на мой взгляд, небезынтересны, и должны быть сохранены для Истории.
"За плечами почти 30 лет общинного строительства – пора подводить предварительные итоги. Дело благое – попытаться из аморфного, атомизированного конгломерата прихожан создать общность, где не сводилось бы всё только к посещению служб.
Говоря об общине, по сути, мы ничего нового не изобретаем – она была у первых христиан, в допетровской Руси. Крестьянская община доминировала вплоть до реформы Столыпина. Много воды утекло с тех пор. Бюрократизация церковной жизни в синодальный период, гонения при советской власти, когда всё, что выходило за рамки «отправления культа», рассматривалось как нарушение законодательства. Да и в постсоветский период, чего греха таить, попытки создать общину порой воспринимались подозрительно со стороны вышестоящего начальства. Тех пастырей, которые «обрастали» духовными чадами, глубоко «пускали корни», могли перевести на другой приход. В одной епархии всем священникам было предписано выписаться из приходских домов – все должны быть готовыми, что их в любой момент легко переведут на другой приход, исходя из принципа «целесообразности» или по другим причинам.
В нашем случае созданию общины благоприятствовало расположение храма в центре столицы – уже не «проходной двор». Не приходилось изнемогать под бременем потока треб, когда уже на все другое сил и времени остается очень мало. Какой же вывод из нашего опыта 30-летия общинного строительства? Увы, примерно такой же, как и в вопросе родственных связей (см. мою статью «На руинах родственных связей»). Конечно, сделано было немало – много информации общинных делах содержится в книгах моих воспоминаний. Сейчас я хотел бы, как всегда искренне и откровенно, поделиться грустными выводами.
Покажите мне священника, который создал сплоченную общность в сто человек – я встану перед ним по стойке смирно и отдам ему честь. Мне это сделать не удалось – и в этом я честно признаюсь. Нет, конечно, есть немало усердных прихожан и неплохих сотрудников.… Но, опять-таки, усердным прихожанам не нужны трапезы (а трапеза есть продолжение молитвы) с обсуждением на них приходских проблем; не нужны поездки, встречи с интересными людьми и т.д. А неплохие сотрудники очень редко бывают на службах…
Эпидемия, конечно, сильно ударила – от ста прихожан осталось только две-трети, да и тех можно делить напополам – в «сухом остатке» более-менее соответствующих понятию «член общины», как это прописано в продукте коллективного разума «Общинном домострое», останется не так много.
Какие же рифы и мины замедленного действия встречаются на пути общинного строительства? Готовы ли вы через короткое время своих усилий по созданию общины проглотить и улыбнуться, когда вам «присобачат» ярлык секты? А как же иначе? Разве у православных бывают общие трапезы после служб?! В лучшем случае - в престольный праздник чай на улице. А так, батюшка со старостой отдельно отобедают – и все. Конечно же, это сектанты – ведь они, регулярно собираясь на трапезы, параллельно приему пищи читают поучения из творений святых отцов, статьи из журнала «Русский дом», газеты «Русский вестник» и другой периодики. Понятно, что на многих приходах сотрудники, а иногда и прихожане приходят в трапезную после служб и не только, но я имею в виду нечто большое. А десятина (кстати, она имеет библейское основание) – это не иначе как поборы в карман настоятеля. К слову сказать, десятина у нас никогда не трактовалась в математическом измерении – она была всегда посильной, в ряде случаев чисто символической. Если же священник пытается привить традиционную одежду для членов общины (косоворотки с поясами для мужчин и сарафаны с платками под булавку для женщин), да еще и служит по старому обряду…. Ну, это уж точно секта - на сто процентов! Помимо таких внешних осложняющих факторов в общинном строительстве есть немало и внутренних. Раньше я думал: как истосковались русские люди по общению с пастырями и друг с другом! Вот стоят они в церкви, зачастую много лет не зная друг друга – даже как кого зовут. Как они жаждут пообщаться со священником в неформальной обстановке за чашкой чая! Поехать в паломническую поездку, в гости друг к другу, на лоно природы, в конце концов. Увы – иллюзия! Даже на службы стали приходить все реже. Вот сейчас раздался телефонный звонок и мне сообщили, что на молебен св.мученице Анастасии Узорешительнице «о заключенных русских патриотах» пришло только пять прихожан и ни один член Союза Православных братств, по просьбе которого молебен был намечен и членов которого дважды оповещали…
Нет, поначалу что-то было, даже немало, но постепенно все стало остывать и выветриваться. Оказалось, что для немалого числа прихожан все, что помимо службы – малоинтересно и не востребовано. Это стало для меня неожиданностью. Обычная картина: закончилась служба, прозвучала проповедь и больше половины «членов общины» тут же «слиняло». Причины? Пожилым трудновато оставаться еще, семейным с маленькими детьми тоже. А вот есть пары, у которых еще нет детей – им то можно остаться? В конце концов, вторая половина хоть раз в неделю будет разгружена от хлопот по приготовлению обеда. Нет, стабильно и из их числа, даже не оставаясь на проповедь, устремляются к домашнему очагу. Уходить с проповеди, продолжающейся не более 15 минут – это даже просто неуважение к священнику! А сколько средостений среди небольшого остатка «ревнителей древнего благочестия», сколько партий среди них.
В течение многих лет мужчины жалуются на грубоватость женщин – те, в свою очередь, упрекают представителей «сильного пола» в пассивности и лености. Сколько раз я пытался укрепить мужское начало в общине, стремился подвигать мужчин на ключевые должности! Опять «увы» - из этого мало что получилось. Один случай особенно поразил. Появился на горизонте мужчина лет сорока «с копейками». Рассудительный, вежливый, оперативный. «Эврика!» - подумал я, – наконец-то после ряда очень проблемных товарищей появился адекватный человек, который заполнит брешь на хозяйственном фронте. Приняли в общину, утвердили вторым помощником старосты по хоз.вопросам, плюс еще фотографом и компьютерщиком. Все как будто прекрасно, но в тот же день он вдруг заявляет: нет, я смогу работать только на компьютере. На все мои разъяснения о том, что приходское хозяйство микроскопическое, что все у нас делается по возможности – в ответ только одно: «нет» и «нет». С кем-то из сотрудниц уже столкнулся и крылья опустил. Отключил телефон, на связь не выходил и больше я его не видел. Все чаще стали звучать отказы. Что бы я не попросил и не поручил: почитать павечерницу, открыть почту, напечатать объявление. В ответ: устал (а), спешу, плохо себя чувствую и т.п. Обходишь по кругу – у каждого есть причина отказаться. Если первый, к кому ты обратился, отказывается, тебя водят по кругу и, в конечном счете, ты получаешь «отлуп» - где же тогда община? Наверное, если бы исполнение поручений подкреплялось бы не маленькими премиями, а солидными окладами все могло бы быть по-другому. Ну, а где же тогда идейная мотивация? Ведь в нашем случае храм, по сути, «нерентабелен» в финансовом отношении. Я не получаю зарплату в течение всех лет настоятельства – на нашем приходе она нереальна. У меня нет ни квартиры, ни машины, ни дачи.
Почти на каждое поручение или просьбу следует реакция типа: «Нет, надо по другому, и не в это время, и вообще лучше не мне». По сути три, максимум четыре человека, которые могут в чем-то разобраться, грамотно написать, разрешить какую-либо проблему – остальные на более скромном уровне. Ежедневно россыпь несостыковок, недоразумений и т.п. Поручаешь кому-нибудь после службы что-то передать стоящему в храме человеку, а он тут же во время службы это делает. Просишь человека передать старшему трапезнику уточненную информацию о времени начала обеда, остается пять минут, а он сидит, как ни в чем не бывало - «забыл». Я часто удивлялся – почему люди, занимающие солидную, высокооплачиваемую должность, напрочь забывали о всех просьбах и поручениях, относились к храмовым делам по остаточному принципу? Или годами не исправляли одни и те же ошибки в ударениях в богослужебных текстах? Или вместо глубокого поясного поклона продолжают кивать головой?
Особенно сложно на приходе бывает с женщинами. С одной стороны, на них, в основном, все держится, с другой - очень много эмоций, обид, забывчивости, строптивости. Встает еще один вопрос: а стоит ли всем этим заниматься монаху, даже оказавшемуся на приходе? Думаю, что по большому счету, нет. Круг духовных чад монаха в священном сане в монастыре – это и есть его община. Так можно, конечно, сказать весьма условно, потому что в данном случае вся общинность будет заключаться только в исповеди и духовном руководстве у него. Главное, что оправдывает пребывание на приходе в моем случае, помимо благословения священноначалия – это служба по полному чину, по старому обряду. Но без круга помощников, а в идеале - сплоченной общины в сто человек, это делать не реально. Я уже не говорю об административных, хозяйственных, финансовых проблемах. Ну, что можно сделать что-то значительное в хозяйственном плане мне – гуманитарию до мозга костей? Например, в плане ремонта отопительной системы храма площадью 630 квадратных метров и церковного дома площадью 730 квадратных метров, не имея ни опыта, ни денег? А ведь это центр Москвы, храм – памятник архитектуры, а церковная территория - охранная зона. Очевидно, что решение таких серьезных вопросов по плечу только столичным властям. До сих пор в храме в зимнее время больше половины батарей холодные, либо чуть теплые. Конечно, многое за 30 лет сделано, в том числе и с помощью столичных властей. Храм в идеальном состоянии и внешне и внутри. Он один из самых красивейших в столице. Положа руку на сердце, могу сказать – моя заслуга в этом минимальна. Слава Богу, мир не без добрых людей! Десятки прихожан безкорыстно трудились, помогали возрождению и сельских храмов, откликались на общественно значимые проблемы, переживали за православных Украины и Сербии, противодействовали глобализации. Но сейчас порыв явно выдыхается, все скукоживается, планка снижается. Заметил, что категория прихожан с комплексом «спасителей России» очень часто бывает неспособна к несению простейших нагрузок на приходе.
Один из «бичей» на приходе – это постоянная реакция на просьбы и поручения – «потом сделаю». Замечено – как только человек произнес эти слова вслух или про себя – на девяносто с лишним процентов дело завалил (не записал, забыл и т.п.). Еще один тревожный симптом - лень к чтению. За каждой воскресной и праздничной трапезой очередные пять книг из нашей библиотеки проходят по кругу и почти всегда возвращаются «на круги своя» невостребованными.
Да, «ненавистная рознь века сего» глубоко укоренилась в душах наших людей. Общинная модель как союз взаимопомощи, как общность единомышленников, промыслом Божиим собравшихся вокруг конкретного священника и конкретного храма, пробуксовывает, а порой такое впечатление, что трещит по швам. Еще одно наблюдение: как только удовлетворяешь прошение кого-либо из членов общины пожить при храме, то знай, что наверняка начнутся проблемы и все закончится печально. С еще большей вероятностью так можно предполагать, когда речь идет о проживающих со стороны. Люди привыкли больше получать, чем отдавать. Тяготятся нагрузками, обязанностями, начинают роптать. Бывало, что после того, как с кем-то из проживающих приходилось расставаться, например, по причине пьянства, начиналась кампания с обвинениями настоятеля во всех смертных грехах. Прочитал в интернете, что при моем настоятельстве даже животные вымерли. Коты обходят стороной нашу территорию, птицы над храмом не летают, рыба в Москва-реке «уснула»?!
Сколько бывает мнительности в человеческом обиходе, необоснованных предположений, искаженной информации, от чего происходит много недоразумений. Я сам в силу своего несовершенства неоднократно бывал заложником этих вещей. Так было несколько лет тому назад, когда я побывал в Иваново в женской обители на дне Ангела недавно почившего архимандрита Амвросия (Юрасова). На трапезе с микрофоном в руке поздравлял именинника. Но, что это? Сосед справа постоянно меня дергает за провод микрофона и, как мне показалось, побуждает к тому, чтобы я поскорее закончил. В душе у меня остался неприятный осадок. На обратном пути я даже позвонил о. Амвросию и поделился своим недоумением. Батюшка отреагировал в своем амплуа: отец, не бери в голову, прости его. Прошло несколько лет. Все эти годы в моей душе оставалась ранка в связи с произошедшим. Каково же было мое удивление после того, как на днях я пообщался с появившимся у нас келейником почившего архимандрита. Оказалось, что он прекрасно помнит этот случай, уверил меня, что мой сосед по трапезе не прервать меня хотел, а пытался немного отдалить микрофон. Близко поднесенный, он начинал фонить, что сказывалось на качестве речи. Вот так бывает.
Спрашиваю одного члена общины: «Что-то Вас давно не было на трапезе - приходите сегодня». Он в ответ: «А что там делать, других обсуждать и разбирать – мне это неинтересно». Действительно, несколько раз на воскресных трапезах я поднимал вопрос об отдельных членах общины, с которыми были проблемы. Некоторых участников трапезы это коробило. Я это заметил и сделал вывод – больше не выносил на общей трапезе рассмотрение подобных вопросов. Через некоторое время снова встречаю этого человека и опять зову его на трапезу, говоря при этом: «Теперь вопросы о поведении некоторых членов общины мы уже не рассматриваем на трапезах». Ничего, однако, не изменилось – на трапезах этот человек все равно не появляется…
Как-то вечером в воскресенье нескольким членам общины я предложил проанализировать записку другого члена общины, где содержались упрёки в мой адрес и на порядки в общине. Мне хотелось узнать мнение собравшихся, составить для себя объемное впечатление, сделать выводы, чтобы что-то подкорректировать в своем поведении, и в общинном домострое. Вдруг одна из участниц обсуждения заявляет: «а зачем нам все это нужно? Вам написали – Вы и решайте». Я опешил от неожиданности. Спрашиваю: «А в чем же, по-вашему, проявляется общинная жизнь?» - «В общем деле» - был ответ. Я: «Ну, хорошо, общее дело – это молитва в храме, уборка в нем, мытье посуды и т.д. – а в чем же тогда отличие общины от обычного прихода? У нас есть «Общинный Домострой» - продукт коллективного разума, в него вошли наработки от жизни за 30 лет нашего бытия. Участие в решении общих проблем, их анализ и обсуждение - это неотъемлемый элемент понятия общины».
Печально наблюдать все это на тридцатом году настоятельства. Перспективы очень тревожные. Под стать настроению, особенно легшие на душу стихи из девятой кафизмы, читаемые на полунощнице в субботу:
«Благословен Бог, иже неотстави молитву мою, и милость Свою от мене»
«Приидох в глубины морския, и буря потопи мя»
«Избави мя от ненавидящих мя, и от глубоких вод»
«Услыши мя, Господи, яко блага милость Твоя, по множеству щедрот Твоих призри на мя»
«Да постыдятся и посрамятся ищущие душу мою»
«Да возрадуются и возвеселятся о Тебе вси ищущие Тебе, Боже»
«Аз же нищь есмь и убог, Боже помози ми. Помощник мой и Избавитель мой еси Ты, Господи, не закосни».
